«В электроэнергетике необходимо всех вернуть обратно в рынок в 2023–2025 годах»

Предправления ассоциации «НП Совет рынка» объясняет, почему в России не удалось построить полностью свободный рынок электроэнергии

• Родился
  в 1964 г. в Москве. Окончил Московский инженерно-строительный институт (МИСИ) и Всероссийскую академию внешней торговли. Начал карьеру в МИСИ инженером на кафедре использования водной энергии
• 1987
  инженер треста «Мосзагранэнергооргстрой» в Минэнерго СССР
• 2001
  пришел в Минэкономразвития России, где работал на разных должностях до замдиректора департамента тарифного регулирования и инфраструктурных реформ
• 2006
  замруководителя РосОЭЗ, курировал Инвестиционный фонд Российской Федерации
• 2007
  замминистра регионального развития России, курировал вопросы подготовки к Олимпиаде-2014 и Инвестиционный фонд
• 2008
  директор по работе с госорганами и общественными организациями ООО «Эн+ менеджмент».
• 2009
  замдиректора департамента промышленности и инфраструктуры правительства России
• 2010
  заместитель полпреда президента России в Северо-Кавказском федеральном округе (СКФО), инвестиционный уполномоченный президента в СКФО
• 2013
  предправления ассоциации «НП Совет рынка» и АО «АТС» («дочка» «НП Совет рынка»)

Одна из самых одиозных «компаний-министерств» постсоветского периода – РАО ЕЭС прекратила существование ровно 10 лет назад. Ее упразднение, задуманное как обязательная часть реформы электроэнергетики России, – едва ли не единственная безусловно выполненная задача из всех, что ставились перед реформаторами.

Администрирование свободного оптового рынка электроэнергии, ради создания которого затевали реформу, сразу было отдано некоммерческому партнерству – ассоциации «НП Совет рынка». В идеале они обеспечили бы независимый контроль за организацией торгов и защиту интересов всех участников. Но никто иной как государство ограничивает свободу рынка, продолжая субсидировать тарифы на электроэнергию для населения и отдельных территорий.

С демонополизацией отрасли тоже не все гладко. Она сменилась устойчивым трендом на олигополизацию: более 50% генерирующих мощностей принадлежит большой четверке – «Русгидро», «Интер РАО», «Газпром энергохолдингу» и «Т плюсу», – а вероятное слияние двух последних компаний лишь усугубит недостаток конкуренции.

Переосмыслить отношение к электроэнергетике должны все – от правительства до населения, – считает предправления «Совета рынка» Максим Быстров. Без этого завершить реформу не получится.

– РАО ЕЭС было ликвидировано, чтобы в стране появился рынок. Что получилось в реформе, а что нет?

– Оценивать можно по-разному. Исходя из эмоциональной оценки – если говорить об ощущении, то где-то получилось, а где-то нет. А можно исходить из объективных критериев: что выполнено. Я скажу про оба аспекта.

Объективные критерии были следующие. Надо было разделить отрасль по монопольным и немонопольным видам деятельности. Это получилось. Есть генерация, есть сбыт, сети. Есть диспетчеризация. Два монопольных вида, два вида рыночных. Они не смешиваются, разделены и полностью разведены по собственникам, по корпоративным структурам. Эта задача, кстати, корпоративно и организационно была очень непростая.

Оптовый рынок создан, функционирует, торги проходят каждый час в сутки по принципам, которые были определены в самом начале. Это узловая модель ценообразования, это маржинальный принцип ценообразования, и с этой точки зрения рынок работает: эти цены есть на каждый час каждых суток, есть спрос, есть предложение. Это тоже получилось.

Функционирует рынок мощности, так называемый конкурентный отбор мощности (КОМ), – это тоже есть.

Еще есть розница, которая в идеале должна быть конкурентной, но вот с этим получилось не все. И здесь, наверное, сложно обвинять тех, кто изначально занимался реформой. Вмешалось государство с определенными своими страхами и желанием избежать неких социальных последствий.

В основном с розницей связаны как раз эмоциональные оценки. С тем, что человек не может в Москве ли, в Петербурге или в маленьком городке открыть почтовый ящик либо зайти в интернет и увидеть пять предложений от конкурирующих сбытовых компаний. И выбрать – как, например, выбирает оператора сотовой связи. Не нравится тебе МТС – ушел в «Билайн», не нравится «Билайн» – ушел в «Теле2». Нет пока такого, что выходят конкурирующие сбыты со своими тарифными планами, с бонусами, с бесплатными какими-нибудь – условно – часами.

Мне кажется, что основных целей реформы – корпоративных и глобальных – мы достигли. А что людям не хватает возможности конкурентного выбора – это правда. Но с конкурентной розницей придется отказываться и от регулируемых цен для населения.

– Насколько это реалистично – отказ от регулируемых цен для населения, конкурентная розница? Нужна новая реформа?

– Мне кажется, последние несколько десятилетий показали, что мы можем все. Да? (Смеется.) Можем демонтировать социальную систему и перейти от социализма к капитализму, можем реформировать аграрную отрасль. И в то же время понимаем: мы можем все, но порой это очень сложно в силу политических соображений.

Конечно, надо переходить к конкурентной рознице и перестать регулировать цены для населения. Почти во всем мире население платит больше, чем промышленность, и это легко объяснимо. Очевидно, что чем дальше ты от источника генерации, тем больше платишь просто в силу экономической логики. Для населения это самый длинный путь – оно сидит на самом низком напряжении 220 В. Но у нас не работает эта логика в силу, видимо, каких-то политических вещей. Не мне решать, но к этому, конечно, надо идти. И я очень надеюсь, что рано или поздно правительство это поймет и придет к этому решению.

Рынок не на 100%

– Из рынка, который изначально предполагался как свободный и конкурентный, постепенно были выделены Карелия, Дальний Восток, Бурятия, которых субсидировали. Слишком большая страна и везде сразу не получится?

– Изначально понимали, что везде не получится. Действительно, страна большая. Есть ценовые зоны, где происходит рыночное ценообразование, есть неценовые зоны с тарифным регулированием. Изолированные системы, которые вообще никак не связаны с единой энергосистемой, и там государство устанавливает стоимость электроэнергии. Так было всегда. Ситуация меняется, причем она меняется в разных направлениях. Некоторые неценовые зоны становятся ценовыми, изолированные системы постепенно перестают быть изолированными. Это положительный процесс.

И в то же время есть откаты от положительных тенденций – шаг вперед, два шага назад. Когда некоторые регионы в ценовых зонах становятся регионами со 100%-ным РД [регулируемыми договорами]. Яркие примеры – Карелия (из последних) и Бурятия. Правительство вроде сказало, что Карелия – последний регион, который перейдет на РД. Есть план по тому же Северному Кавказу и по остальным, кстати, регионам со 100%-ным РД, когда они станут наконец на 100% рыночными. План этот, правда, постоянно корректируется, но он есть.

– Корректируется в правую сторону, я так понимаю…

– Да, в правую. Я напомню: у нас раньше, в самом начале реформы, вообще вся страна была на 100% с РД. Потом его сокращали, сейчас начинают опять немножко приращивать. Это две встречные тенденции: в сторону увеличения рыночной зоны и в сторону ее уменьшения. Мы, конечно, за первое направление, однозначно.

– Есть какой-то временной ориентир – когда регионы вернутся обратно в рынок, который вы обсуждаете с профильными министерствами? К 2030-му, к 2035 году, к 2040-му?

– В моем личном понимании – в 2023–2025 гг. необходимо всех вернуть обратно. Проблема в том, что перейти на 100% РД просто. И это приятно: сразу снижает цену электроэнергии для всех потребителей. А вот возвращаться обратно в рынок тяжело. На Кавказе, например, при отказе от РД в 1,5–2 раза цена вырастет. И все начинают говорить: как так, цена вырастет – мы сразу выскочим за предельный рост платежа населения и т. д. Забывая о том, что до этого вообще-то снижали.

– К хорошему быстро привыкаешь…

– Да, быстро. А к бесплатному хорошему вообще очень быстро.

А самое главное я хочу добавить, что, когда вводили, например, 100% РД для Кавказа, был довод экономический: Кавказ – территория, которую надо развивать. Поэтому мы сейчас на пять лет снизим им стоимость электроэнергии, они разовьются, появятся новые потребители. Ведь почему Кавказ был выбран как регион со 100% РД? Потому что там структура потребления вообще отличается от остальной России. Если в России около 70% – промышленные потребители и приравненные к ним, а население – 30%, то на Кавказе все наоборот: немного – промышленность, а основной потребитель – население. Казалось, дадим РД этим 30%, зато на низких ценах они разовьются, и уже тогда, через пять лет, мы их спокойно вернем, оставим РД только для населения. Этого не произошло. То есть низкие цены на электроэнергию не являются определяющим параметром экономического развития, как это ни странно.

– Кавказ по-прежнему останется одним из главных центров неплатежей даже в этой конструкции. Что будет, если поднять цены в 1,5–2 раза?

– То же самое. Скорость нарастания долгов только увеличится.

– И как из этого порочного круга выйти?

– Есть рецепт. Он простой. Как все простые рецепты, он простой в формулировке, но сложный в реализации. Вы все о нем знаете.

– Рубильник?

09.07.2018

Артур Топорков

Ведомости